Монополия на миллиард: Как захватить рынок марихуаны

Делитесь и голосуйте:

Содержание статьи:

  1. Очень высокие ставки
  2. Невидимая компания
  3. Жадность «маргиналов»
  4. В погоне за миллиардерами и миллионерами
  5. Подсказка Монтеля Уильямса
  6. Раскрытие дела о травке

Журналистка GQ Аманда Чикаго Льюис провела собственное расследование и попыталась выяснить, кто хочет подчинить себе весь рынок легальной марихуаны в США и стать монополистом, чтобы единолично управлять ценами — и, конечно, зарабатывать миллионы. Кто он? Чем это грозит? И можно ли его остановить?

Поиск таинственных сил, которые пытаются захватить контроль над производством марихуаны, начался, как и многие безумные истории, в Лас-Вегасе. Это произошло в ноябре прошлого года: в городе проходил крупнейший съезд бизнесменов, так или иначе связанных с «травкой», — целая неделя разнообразных конференций и декадентских вечеринок. На одном из таких сборищ мне довелось познакомиться с примечательным персонажем. Внешне он здорово напоминал фавна (лет сорока с небольшим), а его имя неизбежно наводило на мысли о литературных героях: Маугли Холмс.

Холмсу явно хотелось излить кому-то душу. Он говорил негромко и мягко, но что-то в его голосе давало понять, насколько он серьезен, и я решила его выслушать. Знала ли я тогда, что с этого начнутся мои многомесячные поиски? Мне предстояла отчаянная попытка раскрыть дерзкий заговор, обещающий самые серьезные последствия для одной из крупнейших сельскохозяйственных отраслей страны; заговор, в котором оказались замешаны загадочная компания с огромной потенциальной стоимостью, крупнейшие мировые эксперты по марихуане и даже бывший ведущий ток-шоу Монтель Уильямс.

1/5 Esteban Lopez/Unsplash

Но пока мы просто беседовали. Вокруг бывшие наркоторговцы шушукались с финансистами и трейдерами, передавая друг другу вэйпы с марихуаной; каждый пытался убедить остальных в своем незаурядном уме и таланте, а заодно выведать немного ценной информации. Многие здесь надеялись в ближайшем будущем стать крупными игроками на стремительно растущем рынке легальной марихуаны. Чувство неизбежности легализации вскружило голову всем, но мало кто понимал, что величайшие испытания еще впереди. Холмс вытащил свой телефон и показал мне, что крутится у него в голове, когда он думает о внезапном всеобщем интересе к каннабису: трехмерную визуализацию, которую он создал, чтобы наглядно представить тысячи сортов марихуаны на рынке.

Как оказалось, у него была докторская степень, полученная в колумбийском университете, и собственная лаборатория в Портленде. Он работал над генетической картой, включающей каждый сорт марихуаны, до которого ему удавалось дотянуться. Холмс указал на группу сортов, которые, по его словам, обладали мандариновым вкусом; затем на другую, заявив, что она обеспечивает спокойное удовольствие без тени тревожных мыслей, которые так пугают многих новичков, редко имеющих дело с марихуаной. На его трехмерной карте были и знаменитые сорта, такие как Sour Diesel и Blue Dream, и малоизвестные разновидности, нелегально культивируемые в разных уголках мира. Генетическое разнообразие каннабиса поражало воображение. Но сам Холмс был убежден, что его карта зафиксировала очень конкретный момент во времени, — момент, который скоро закончится навсегда. Эпоха кустарного производства марихуаны могла миновать свой расцвет — теперь, казалось, ему на смену выходят корпорации.

Холмс рассказал мне о таинственной компании под названием BioTech Institute LLC, которая начала регистрировать патенты на различные разновидности каннабиса. Три патента ей уже удалось получить, на очереди было еще несколько — как в США, так и на международном уровне. И речь не об узких патентах на конкретные сорта вроде Sour Diesel. Это патенты на изобретение, самый жесткий вариант защиты интеллектуальной собственности, доступный в отрасли сельского хозяйства. Такие патенты для сельскохозяйственных культур настолько строги, что почти каждый, имеющий дело с растением, может столкнуться с необходимостью платить лицензионные взносы: не только фермеры и продавцы, но и ученые, желающие создавать новые сорта или проводить исследования. И даже если вы заплатили взнос, вы не можете использовать семена, полученные с выращенных растений: продажу семян правообладатель оставляет исключительно за собой.

Рынок легальной марихуаны оценивается более чем в 40 млрд долларов, что делает ее второй крупнейшей культурой в США после кукурузы. И хотя марихуана все еще запрещена на федеральном уровне, складывалось полное впечатление, будто некто, стоящий за BioTech Institute, провел последние несколько лет за тайными маневрами, чтобы прочно ухватить за одно место всех фермеров, продавцов и ученых, имеющих хоть какое-то отношение к наркотику. Как только марихуана будет легализована, ему нужно будет лишь немного сжать руку — и деньги польются рекой.

«Самое странное здесь — это то, что никто не знает, кто за этим стоит и когда они планируют воспользоваться своим козырем в рукаве», — говорит Холмс. Он слышал, что BioTech Institute принадлежит таинственному миллиардеру с неясными целями.

Что еще хуже, считает он, патенты могут отрицательно повлиять на изучение терапевтических возможностей каннабиса. Такое уже произошло со многими другими культурами, от соевых бобов до моркови: патенты оказались серьезной угрозой для генетического разнообразия этих культур. Сейчас слово «каннабис» описывает огромное количество сортов — примерно как слово «собака», которым можно назвать и чихуахуа, и хаски. Каждое растение содержит собственную смесь соединений. Некоторые сорта подавляют аппетит, другие заставляют жевать весь день напролет. Некоторые дают ощущение кайфа, некоторые нет. Многие сорта, похоже, обладают уникальными целебными свойствами.

«Где-то в этом разнообразии прячутся великие открытия в области медицины, — говорит Холмс. — Я хочу, чтобы кто-нибудь мог оспорить патенты, доказав, что все эти сорта существовали раньше». Он моргнул и уставился на меня горящими глазами. Ага, похоже, сейчас мне предложат квест.

Чтобы признать патенты недействительными, продолжал Холмс, потребуется согласованная работа многих игроков рынка марихуаны. У него есть база данных, но он не думает, что этого будет достаточно. Может быть, я помогу ему рассказать миру о BioTech Institute и коварных планах таинственной организации?

Я не нашлась, что ему ответить, и уже через несколько минут Холмс куда-то исчез. Вся история попахивала бредом. Или нет? Он запросто мог выдумать ее от начала и до конца, но меня то и дело охватывало параноидальное ощущение, что он может быть прав. А если он прав, ситуация получается весьма опасная.

Побродив немного по залу, я наткнулась на знакомую, которая, как я знала, занята серьезной медицинской работой. Когда я спросила ее о BioTech Institute, она ахнула и переслала мне письмо, которое уже пару месяцев активно ходило среди самых влиятельных представителей отрасли. Это был подробный анализ попыток BioTech Institute захватить рынок марихуаны, составленный другим ученым-генетиком, Реджи Гаудино. Он подсчитал, что все патенты, на которые претендует компания, будут стоить сотни миллионов долларов и в конце концов могут затронуть абсолютно каждый сорт марихуаны, культивируемый в настоящее время.

1/5

Не считая этих патентов, BioTech Institute практически не оставляет следов. У компании нет веб-сайта, она не производит никаких продуктов и не владеет магазинами по продаже марихуаны. Источник, знакомый с патентами BioTech Institute, подсчитал, что компания потратила не менее 250 тыс. долларов на исследования и юридические сборы для каждой заявки. Так что мне нужно было выяснить, кто платит за патенты, — скорее всего, именно эти таинственные люди держат в руках ключи к будущему легальной марихуаны. Но я не знала, с чего начать. Мне удалось найти адрес двух юридических контор, которые вели дела с BioTech Institute, но их представители отказались со мной разговаривать, и я погрузилась в изучение патентов.

В широком смысле всех игроков на рынке марихуаны можно разделить на три группы в зависимости от того, когда они решили начать работать в этой сфере. Первыми будут «маргиналы» — торговцы наркотиками и философы-практики, люди, которые сознательно выбрали так называемую преступную жизнь, зачастую потому, что не разделяют идеалов общества или верят в духовную и физическую пользу каннабиса. Затем идут «оппортунисты»: финансисты и предприниматели, которые пытаются запрыгнуть на этот поезд лишь сейчас, когда страна неумолимо движется к легализации. Многие оппортунисты и сами не прочь подуть, но большинство из них в первую очередь интересуют деньги. Как правило, они стараются избегать любого юридического риска, и потому часто запускают предприятия, связанные с рынком марихуаны, но не с самим растением напрямую.

Третью группу я называю «янусами» за их двойственную природу. Большинство из них заинтересовались марихуаной еще в начале экономического кризиса, когда рынок медицинской марихуаны уже существовал, но граница между ним и черным рынком была даже более размыта, чем сейчас. «Янусы» предвидели регулируемый оборот каннабиса и, возможно, даже имели опыт работы с легальной марихуаной, но все же периодически сталкивались с сомнительными сделками и полицейскими рейдами. Они научились говорить на языке «маргиналов», но умели показаться своими людьми и перед «оппортунистами». Способность существовать в обоих мирах обеспечила им заметное влияние — и, конечно, деньги.

Первой зацепкой стал Майкл Бэйкс — известный калифорнийский «янус», специалист по малоизвестным сортам, чье имя несколько раз встречалось в связи с патентными заявками. Он ответил на мое письмо, но отказался беседовать и заявил, что больше не работает с BioTech Institute.

Дальнейшие поиски вывели меня на несколько компаний, которые, похоже, были как-то связаны с BioTech Institute, — все они работали с теми же двумя юридическими конторами: BHC Consultants, NaPro Research, и, самое интересное, Phytecs.

У Phytecs есть веб-сайт, но компания еще ничего не продает и нигде не использует слова «марихуана» или «каннабис» — классический подход «оппортунистов», способ минимизировать юридические риски. Вместо этого Phytecs говорит о «медицинских продуктах и практиках, нацеленных на эндоканнабиноидную систему», — то есть на рецепторы в мозгу, которые реагируют на каннабиноиды, основные действующие вещества марихуаны. Работа с каннабиноидами, как правило, влечет меньше юридических рисков, чем культивация самого каннабиса, потому что их можно синтезировать в лаборатории или получить из других растений.

С некоторым изумлением я выяснила, что на Phytecs трудятся два крупнейших мировых эксперта по марихуане: легендарный биохимик, который открыл, что психоактивное действие марихуаны вызывается тетрагидроканнабинолом, и невролог по имени Этан Руссо, который помог разработать первые современные лекарства на основе каннабиса. По телефону Руссо сказал мне, что Phytecs — «очень маленькая исследовательская компания», которая планирует выпуск разнообразных продуктов, как с растительной марихуаной, так и без нее.

Но не являются ли Phytecs и BioTech Institute частью еще более крупного предприятия? Увы, со всеми вопросами такого рода Руссо направил меня к юристам.

«Тут есть несколько весьма деликатных моментов. Очевидно, что легальность нашего бизнеса, несколько, ну ... У нас новая администрация...» — Руссо вслух задумался, что случится с отраслью при Трампе. И наконец заключил: «Вам стоит быть осторожнее».

К этому времени я почти исключила возможность того, что за BioTech Institute может стоять «маргинал». Компания слишком четко следовала обычной деловой логике. Складывалось впечатление, что BioTech Institute вдохновляется примером агротехнических гигантов вроде Pioneer и Monsanto, которые начали приобретать патенты на сельскохозяйственные культуры в 80-х, как только эта процедура стала законной.

Сначала эти компании использовали патенты для защиты интеллектуальной собственности на ГМО-культуры, создание которых в то время требовало нескольких лет труда и многомиллионных инвестиций. Но со временем приобретение патентов на сельскохозяйственные культуры превратилось в игру «чур, мое». В одном случае производитель семян получил патент на желтую фасоль, которая сотни лет культивировалась в Мексике; потребовалось почти десять лет, чтобы окончательно его аннулировать. Имя компании Monsanto стало синонимом хищнического капитализма и корпоративного лобби в правительстве — в общем, всего того, против чего яростно выступает большинство «маргиналов».

В феврале я отправилась в горы Северной Калифорнии, где десятки тысяч человек выращивают марихуану как минимум с 70-х годов. И одним воскресным я оказалась в кафе Eel River с двумя мужчинами за пятьдесят, которые выращивали «траву» большую часть жизни — Кевином Джодри, владельцем питомника марихуаны, и его другом Зигги.

Джодри рассказал, что за год его питомник производит марихуану на сумму от 150 до 200 млн долларов. Недавно он начал убеждать местных фермеров отправить образцы своих культур на исследование Маугли Холмсу, генетику из Портленда. В своей борьбе с патентами Холмс решил попробовать сделать данные о существующих сортах общественным достоянием.

«Я пытаюсь заставить всех, кого знаю, зарегистрировать каждый чертов куст, — объясняет Джодри, вгрызаясь в омлет и картофельные оладьи. — Тогда никто не сможет прийти на мою ферму и заявить, что я должен ему платить. Это просто грабеж!»

Пока лишь четверть фермеров согласились с его доводами и опубликовали генетическую информацию о своих сортах. Многие же отнеслись к Холмсу с подозрением. В конце концов, он тоже занимается бизнесом. Его компания планирует использовать полученные генетические данные, чтобы вывести новые, улучшенные сорта каннабиса. В один прекрасный день Холмс тоже может начать торговать семенами, и чужие патенты будут ни к чему. Другие «маргиналы» заявили Джодри, что надеются получить собственные патенты.

Я начала замечать нестыковки в романтической легенде, которая представляет всех без исключения любителей марихуаны наивными альтруистами, желающими лишь приумножать любовь. Наркоторговля приносит хорошие деньги — именно поэтому люди идут на такой риск. Зигги и Джодри — не исключение. Конечно, они хотят остановить BioTech Institute, но методы компании вызывают у них уважение.

«Что бы я сделал, если бы понял, какие деньги тут зарыты, и при том имел достаточно средств для осуществления тайного проекта, который сделал бы меня монополистом? Ну конечно, я сделал бы то же самое», — говорит Зигги.

1/5

По всей видимости, люди, стоящие за BioTech Institute, были оппортунистами, которые решили сохранить анонимность и избежать квази-юридических проблем.

Если то, что слышал Холмс, было правдой, а тайный инвестор действительно был миллиардером, очевидной кандидатурой был бы Шон Паркер. Это тот самый парень, который стал соучредителем Napster и которого играл Джастин Тимберлейк в «Социальной сети». В 2016 году эксцентричный магнат пожертвовал более 7 млн долларов на кампанию по легализации марихуаны в Калифорнии. Хотя Паркер настаивает, что пожертвование носило исключительно филантропический характер, предположения о том, что он хочет инвестировать в марихуану, только крепнут. Учитывая, что сражения за патенты в Кремниевой долине становятся все дороже, опытный технологический инвестор, скорее всего, постарался бы как можно раньше закрепить за собой право на интеллектуальную собственность в мире марихуаны.

Но инвестор не обязательно был миллиардером. Среди оппортунистов много и тех, чье состояние насчитывает десятки или сотни миллионов, и любой из них мог позволить себе поучаствовать в такой затее, как Biotech. Так вышло, что когда я начала поиск потенциальных плутократов, меня пригласили на обед для инвесторов каннабиса. Организатором был бывший трейдер из Bear Stearns Грег Шрайбер.

«Это сходка очень крутых ребят, — сказал мне Шрайбер. — Это не миллионеры, а миллиардеры!» Миллиардеры! Он скрывал имена высокопоставленных людей, которые были там. Итак, в феврале в среду я отправилась в отель-бутик на берегу океана, чтобы посетить первую вечеринку Green Table.

Публика в основном состояла из седовласых белых мужчин в пиджаках или кашемировых свитерах. Подавали вино и шампанское, а также блюда с марихуаной — четыре перемены блюд, покрытых завитушками соуса. Все это было сервировано на двух длинных столах со свечами, с украшениями из веток и тюльпанов по центру. В углу играл виолончелист.

Среди гостей были сплошные оппортунисты, и мне казалось, кто-то должен был хоть что-то знать. Там я встретила инвестора в костюме и бейсболке козырьком назад, который был профессиональным игроком в поло. Когда я подняла тему патентов на «травку», он подумал, что я имею в виду товарные знаки, такие как логотипы и торговые марки. Я опрашивала одного гостя за другим, интересуясь с напускной беззаботностью, знает ли кто-нибудь, кто может инвестировать в патенты на марихуану, но никто не мог мне ответить.

Разочаровавшись, я решила, что большинство таких оппортунистов слишком зелены для такого дела, как BioTech Institute. Маргиналы знали слишком много, оппортунисты знали слишком мало — возможно, люди, которых я искала, были где-то посередине. У меня был многообещающий след, по которому я собиралась пойти, и в этом деле был замешан очень приметный персонаж из категории «янусов».

Сюрреалистичный поворот в моем расследовании произошел в один февральский день, когда я провела напряженный час в холле отеля Ritz-Carlton в центре Лос-Анджелеса, ожидая одного известного человека. Мои поиски привели меня к довольно неожиданному персонажу — бывшему ведущему дневного ток-шоу Монтелю Уильямсу. В отличие от Вупи Голдберг или Вилли Нельсона, которые вступили в игру не так давно, Уильямс был известен своими бизнес-проектами в области марихуаны еще до того, как это стало модным.

Я подозревала, что Уильямс мог быть замешан в деле о патентах, потому что в 2011 году он участвовал в открытии точки распространения медицинской марихуаны в Сакраменто. В этом месте под названием Abatin Wellness Center работали ключевые сотрудники BioTech Institute. В 2012 году Бейкс был описан в интервью как «руководитель отдела научных исследований и разработок в Abatin», а в 2016 году адвокат, который работает с Phytecs и BioTech Institute, был назван президентом Abatin.

В 2013 году Уильямс сообщил в интервью, что больше не работает с Abatin, но вполне возможно, что у него были деньги и ноу-хау для того, чтобы финансировать BioTech. В конце концов, этот человек был на телевидении в течение 17 лет, где ему платили за агрессивную рекламу всего подряд, от блендеров до кредитов.

Уильямс наконец прибыл в Ritz-Carlton — на нем была лиловая рубашка с белым воротничком и несколько блестящих украшений, возможно, украшенных бриллиантами — и сразу же заявил: «Мне нужно смыть макияж». Он исчез, и я осталась с Джонатаном Фрэнксом, его правой рукой.

Уильямс проповедовал преимущества медицинской марихуаны с тех пор, как в 1999 году у него диагностировали рассеянный склероз. Теперь он приехал в город, чтобы прорекламировать свою новую линию конопляных масел Lenitiv Labs на вечеринке CannaCool Lounge.

Вскоре после того, как звезда телеэкрана опустилась в кресло напротив меня, стало очевидно, что и в повседневной жизни Уильямс ведет себя так, будто снимает рекламный ролик. Он практически не разрывал зрительный контакт, был обаятелен, как Билл Клинтон, и покорил меня легким обращением с жаргоном. Этот человек знал о марихуане больше, чем кто-либо из оппортунистов на прошлой вечеринке.

Уильямс продолжал упоминать свои права «собственника». Я спросила, приобретал ли он какие-либо патенты.

«Нет», — ответил он.

В какой-то момент в разговоре всплыло имя медицинского директора Phytecs, Итана Руссо, и я спросила Уильямса, работают ли они вместе. Он ответил, что в прошлом им доводилось сотрудничать, когда он занимался центром Abatin. Меня удивило, что Уильямс связывает Руссо с этим проектом, поскольку сам Руссо отрицает, что когда-либо работал с Abatin. Я спросила Уильямса, работал ли он в Abatin с Майклом Бейксом. «Да, да, а после наши пути, скажем так, разошлись, и через некоторое время я вышел из бизнеса», — сказал он. Я спросила, почему, но он не ответил.

Таким образом, Уильямс не финансировал патенты — все происходящее выглядело так, будто люди, стоящие за Abatin, Phytecs и BioTech, какое-то время работали вместе.

После интервью я осталась ожидать камердинера, когда внезапно Фрэнкс начал рассказывать мне, почему Уильямс разошелся с Abatin.

«Он не спал ночами, — рассказал Фрэнкс. — И, честно говоря, инвестор тоже. У инвестора было двое собственных детей. И жена. Иногда казалось, что за эти полтора года он постарел на десять лет».

Ага! У «инвестора». В единственном числе. Человек, у которого двое детей. Это уже на что-то похоже. Это вполне может быть тот же человек, который финансировал BioTech.

И тут моя Honda подъехала к зданию.

Через несколько часов я приехала в CannaCool Lounge, решив получить у Фрэнкса больше информации. Несколько сотен оппортунистов собрались в бальном зале среди позолоченных колонн, а мимо них на серебряных подносах проносили поленту с марихуаной, булочки со свининой и фруктовый лед.

Уильямс, одетый в черную водолазку и джинсы, был занят тем, что у него получалось лучше всего — общался с фанатами и продвигал свой продукт во все тяжкие.

«Нажмите вот эту кнопку», — сказал он пожилой женщине, протягивая ей вейп. Она сделала затяжку. «О, дамочка, да у вас хорошая тяга! — рассыпался в комплиментах Уильямс. — Просто вакуум!»

Женщина отвечала на комплимент восторгом.

К тому времени, как я нашла Фрэнкса, по его лицу градом катился пот. Я спросила о том инвесторе, и он ухмыльнулся. «Ты его никогда не найдешь, — сказал он. — В интернете нет никаких следов».

Итак, это был явно не Паркер. Каждое его движение было известно публике — от Napster до Facebook до шикарной свадьбы в лесу. Я спросила о том, какие отношения связывали Abatin с другими компаниями.

— У них было так много имен, — говорил Фрэнкс. — Деньги есть только у одного парня.

— А на чем он их заработал? — спросил я.

— Косметика, — сказал он. Я снова вспомнила слова Руссо о Phytecs и их разработках средств по уходу за кожей.

— Я работал на него какое-то время, — добавил Фрэнкс. — Он живет в Беверли-Хиллз. Это не плохие парни.

Я попросила дать мне больше деталей, но Фрэнкс ушел от ответа. Тогда я сказала — хорошо. Если он не мог сказать мне имя инвестора, может, он мог бы намекнуть, где его найти?

Фрэнкс подумал минуту. По его щеке снова потекла капля пота. «Abatin пытался открыть точку в Вашингтоне, — сказал он. — Попробуй поискать там».

1/5

Через месяц я получила серию писем из Департамента здравоохранения в Вашингтоне (округ Колумбия). В соответствии с Законом о свободе информации я запросила данные о заявках по программе медицинской марихуаны и теперь могла ознакомиться с результатами. Abatin не получил лицензию на открытие торговой точки, но получил разрешение на центр по выращиванию марихуаны. Я начала поиск по их документам. На первой странице в списке «каждый член товарищества или общества с ограниченной ответственностью», прямо под Монтелем Б. Уильямсом стояло имя человека, который жил в Беверли-Хиллз, и сделал свои деньги на косметике: Шон Седагхат.

В конце концов, мог ли это быть просто случайный человек?

Фрэнкс ошибся в одном: как только мне стало известно имя, я смогла найти информацию о Седагхате в интернете. По данным L.

A. Times, в 1997 году Седагхат продал косметическую компанию своей семьи за 255 млн долларов. С тех пор он основал как минимум еще два косметических предприятия, а его особняк стоимостью 10,3 млн долларов в Беверли-Хиллз был показан в клипе Бритни Спирс на песню Slumber Party.

Я также обнаружила, что в благодарностях в своей книге 2014 года Cannabis Pharmacy Бейкс одним из первых упоминает «Шона» за его «несравненное видение». Источник, знакомый с работой Бейкса, отметил, что исследование финансировалось человеком с Ближнего Востока, который управлял косметической компанией. Фред Гарднер, редактор журнала о медицинской марихуане O'Shaughnessy's, рассказал, что один из владельцев патентов BioTech Institute в 2014 или 2015 году познакомил его с иранцем по имени Шон на фестивале каннабиса.

«По их интонациям, когда они упоминали что-то вроде — „О, Шон здесь“ — можно было подумать, что в комнату зашел Боб Дилан, — вспоминал Гарднер. — У меня создалось впечатление, что он был ответственным за принятие решений».

Но был ли Седагхат действительно миллиардером? Если обратиться к заявке Abatin, когда в 2011 году они безуспешно попытались открыть распределительную торговую точку в Нью-Джерси, письмо из банка гласит: «Шон Седагхат и аффилированные лица поддерживают восьмизначный баланс», то есть почти 100 млн долларов.

Вскоре я узнала, что офис нынешней компании Седагхата, Yonwoo/PKG, находится в том же здании, что и Phytecs и BioTech Institute. Yonwoo/PKG занимает номер 2240. Номер 2250 принадлежит Гари Хиллеру, юристу, который руководит Phytecs и BioTech Institute.

Каждый раз, когда я приезжала туда, мне говорили, что Хиллера и Седагхата нет в городе. Однажды в офисе Хиллера мне открыл дверь известный активист марихуаны по имени Дон Дункан и сказал, что он работает в BHC Consultants. Я задалась вопросом, существовал ли кто-то, кто не был вовлечен в эту темную сеть? Дункан сказал, что эти офисы принадлежат «разным предприятиям, но одной и той же семье». (Позднее он отрицал, что знал об участии Седагхата.)

Все это начинало выглядеть так, будто Хиллер и Седагхат стоят за каким-то скрытным конгломератом. Позже я нашла по крайней мере семь предприятий с именами и адресами Хиллера и Седахата, шесть из которых в течение последних двух лет подавали заявки на продление. Один из научных сотрудников, которому предлагали работу люди, связанные с BioTech Institute, сказал мне: «Это совершенно точно одна группа людей, которые работают вместе, но под разными именами».

По словам Хиллера, Седагхат не был основным инвестором BioTech, а BioTech Institute, Phytecs, NaPro и BHC «не связаны друг с другом ничем, кроме того, что я принимаю участие в каждой из этих компаний», хотя «некоторые лица из этих компаний время от времени сотрудничали друг с другом».

Адвокат Седагхата подтверждает: Седагхат не является инвестором в Phytecs и «имеет деловые отношения с рядом глобальных публичных компаний, не связанных с марихуаной, но которые, возможно, принимали или в настоящее время принимают некоторое участие в обеспечении защиты интеллектуальной собственности в сфере марихуаны». Однако, помимо этого Седагхат «не был инвестором и не был в каком-либо смысле профессионально связан ни с каким бизнесом в области марихуаны» с 2015 года.

Все это звучало смешно, как никогда. О каких «глобальных публичных компаниях» говорит адвокат Седагхата? Судя по его словам, существует возможность, что это место может занимать обширная сеть инвесторов и компаний.

В любом случае, кто бы ни стоял за BioTech Institute, ему удалось избежать ненужного внимания и провести блестящую операцию на грани закона. Мне все еще было неизвестно, намереваются ли они взимать плату за лицензирование, и если да, то будут ли они проводить исследования по доступной цене. Неожиданно стало казаться, что даже если марихуану в США легализуют, ожидаемый взрыв в области клинических испытаний и медицинских открытий никогда не произойдет. Потенциальная революция в области здравоохранения останется миражом, а ограничительные положения патентов пресекут возможность инноваций.

Но с точки зрения BioTech Institute это не так. Хиллер утверждает, что работа компании «будет напрямую способствовать исследованиям марихуаны, которые ранее не были возможны». Фармацевтические компании действительно используют прибыль от своих запатентованных лекарств для финансирования исследований и разработок новых методов лечения. Возможно, BioTech Institute станет точкой сборки в разработках медицинских продуктов из марихуаны.

Тем не менее всеобъемлющие последствия того, что все это время делалось в атмосфере молчания и секретности, ошеломляют. Если остальные патенты будут одобрены и получат юридическую силу, BioTech Institute получит что-то вроде монополии на важнейшую интеллектуальную собственность.

А речь идет о растении, чьи эффекты — от успокоительного до изменения сознания — делают его более ценным, чем пшеница. Если только остальные предприниматели в этой области не отвлекутся от попыток завоевать друг друга и не объединятся в борьбе с патентами, через несколько лет BioTech Institute подчинит себе рынок.

Компания сможет контролировать доступ к растению, которое, как было доказано учеными, уменьшает тремор у пациентов с болезнью Паркинсона, помогает ветеранам справляться с посттравматическими синдромами, облегчает побочные эффекты у пациентов во время химиотерапии. BioTech Institute смогут зарядить какую угодно плату. И никто не сможет помешать им.

И никто ничего не сможет с этим сделать.

Государство и общество

Ждем новостей

Нет новых страниц

Следующая новость