Джейми Бартлетт, автор книги «Подпольный интернет. Кто скрывается в цифровом подполье», о том, как машинный интеллект и влиятельная технологическая элита создают новый формат привычной жизни.
Давние прогнозы наконец сбылись: интернет начал влиять на политику — но не так, как предсказывали цифровые пророки. Возможно, вы помните, что 90-е бурлили оптимизмом в отношении сетевого будущего: открытая информация на безграничных просторах интернета сделает нас умнее, спокойнее и добрее.
Но как ни крути, интернет — это еще и хаотичная масса взаимоисключающих фактов, заявлений, блогов, данных, пропаганды, дезинформации, журналистских расследований, графиков, комментариев и репортажей. Здесь правят не аккуратные и осторожные политики, а крикуны, способные своей резкостью завоевать таких же воинственных сторонников.
Дональд Трамп вполне мог бы стать первым политиком в области социальных медиа: его простые и эмоциональные высказывания идеально смотрятся на общем фоне.
В результате в обществе образовался любопытный консенсус: интернет полон правых популистов, которые жаждут контроля над будущим политики. Однако это краткосрочная перспектива. Подъем правых — скорее, ранняя стычка в преддверии гораздо более продолжительной и значимой технологической перестройки политики и общества.
Цифровые технологии сейчас на стороне популистов, но вскоре поглотят их вместе с другими политическими движениями, которые не могут или не хотят видеть, как меняется мир.
Подумайте, как изменилась ваша жизнь благодаря цифровым технологиям. Вы можете подружиться с 2 млрд людей из одной сети, выбрать новостной канал и посмотреть/систематизировать/заказать все, что пожелаете.
Меняется все, кроме политики. Современная политическая система сформировалась в годы промышленной революции — время массовых организаций и централизованного контроля.
Экономика, личность, политические взгляды, жизненные ориентиры — все начинает преображаться. Настал черед политики.
Какими могут быть последствия
В октябре прошлого года я собирал информацию для своей новой книги «Радикалы» (Radicals) и вышел на молодого словенского хакера по имени Павол. Он пригласил меня в место под названием Paralelni Polis — трехэтажное здание в Праге, где расположены лаборатория 3D-печати и «Институт криптоанархии».
Криптоанархисты — это хакеры, антигосударственные борцы за свободы, которые вот уже лет 20 пытаются достучаться до равнодушной публики и предупредить ее об опасностях сетевого мира. Они также считают, что если граждане научатся использовать шифры самостоятельно, то цифровые технологии откроют путь к антигосударственному раю, поскольку правительство потеряет возможность контролировать и облагать налогом своих людей.
Криптоанархисты разрабатывают программное обеспечение — своего рода политический компьютерный код — которое сможет защитить нас в интернете.
Джулиан Ассанж — криптоанархист (до WikiLeaks он был активным членом основного списка рассылки); Эдвард Сноуден, возможно, тоже. Когда-то их считали занудными ботаниками — теперь они профессионалы, способные воскресить любой компьютер и основать смелый технологический стартап. Эти люди управляют технологией, которая, в свою очередь, управляет миром.
Paralelni Polis организовал встречу под названием Конгресс хакеров. Это трехдневный сбор европейских криптоанархистов, энтузиастов биткоина (EXANTE: Bitcoin), борцов за свободу личности и хакеров. Основной темой была децентрализация. В программе было сказано:
«Понятие авторитарного государства постепенно устаревает. Рост экономики обмена с моделями репутации, цифровыми контрактами и криптовалютами обесценивает центральное правительство».
Как ускорить его кончину — таким был основной вопрос конгресса.
Когда я туда подъехал, зал был забит в основном мужчинами в возрасте от 20 до 30 лет. 3D-принтер захлебывался печатью, открытки с неуловимым создателем биткоина Сатоши Накамото расходились как горячие пирожки, а глаза то и дело натыкались на слова компьютерного языка: java, cryptofans.ruby, C++.
На своих сходках гости из будущего жаловались на неэффективность, будто это самый страшный грех, обсуждали «как построить мир без государственности», хвалили Эдварда Сноудена, глумились над смехотворными правительственными IT, сравнивали последние анонимные и безопасные чат-приложения, взволнованно обсуждали биткоин и какой-то «блокчейн».
Франк и Смагглер — два немецких криптоанархиста — все выходные ходили в масках, потому что беспокоились о технологиях распознавания лиц.
Я не ел с самого Лондона, поэтому первым делом занял очередь в буфет. Но чешские кроны, которые я послушно обменял в аэропорту по грабительскому курсу, здесь не принимали. «Только биткоин», — заявил ассистент. Paralelni Polis — единственное место в мире, которое принимает только биткоин.
Я получил небольшую пластиковую карту с QR-кодом и перевел на нее деньги в одном из специальных банкоматов. С этого момента каждый раз, когда я хотел что-либо купить, я просто сканировал QR-код. Пинг! Кофе. Пинг! Энергетик. Пинг! Тарелка гуляша. Пинг! Открытка Эдварда Сноудена. Кроны я так и не использовал.
Учитывая, что биткоин тогда стоил около 300 фунтов стерлингов, а теперь торгуется в районе 2000 фунтов стерлингов, моя чашка кофе обошлась порядка 25 фунтов по сегодняшней ставке. Некоторые из сотрудников, скорее всего, уже вышли на пенсию.
Несколько лет назад криптоанархисты были единственными пользователями биткоина. Несмотря на то что теперь это законная валюта, которую используют миллионы людей и принимает большинство предприятий, изначально она была придумана криптоанархистами как эффективный способ подорвать контроль центрального банка над денежной массой.
Рост криптоанархизма — это хорошая новость для отдельных пользователей, ведь есть много способов использовать эту технологию в общественных целях, но это также плохая новость для правительств.
Личные тайны, авторское право, творческий контент, нелегальные фотографии — информацию любого рода становится все труднее сдерживать и контролировать. Вредоносные ПО будут продолжать множиться, демонстрируя хрупкость наших сетевых систем.
Цифровые технологии, в том числе биткоин, становятся децентрализующей силой, которая разрушает упорядоченные иерархические организации и создает на их месте новые сетевые структуры (которые, впрочем, как Facebook, могут оказываться очень централизованными).
Социальные сети — это общение «от многих ко многим», а не вещание «один ко многим». Экономика совместного потребления (такие компании как Uber и Airbnb) связывают людей и их активы с помощью смартфонов, и даже сам интернет препятствует централизации, поскольку не признает границ и с трудом поддается управлению.
Компании вроде Uber и Airbnb несут с собой революцию, разрушающую целые отрасли экономики во имя эффективности. Всем непросто: политики пытаются поспевать за переменами, а регулирующие органы не уверены, какие правила касаются таких новых организаций и принципов работы.
Крупнейшая в мире служба такси сегодня — это Uber, при том, что никаких такси у компании нет, однако же она организует гигантскую армию водителей. Потребителям хорошо, водителям тоже, но есть и минусы — это меньшая социальная и юридическая защищенность таксистов, не говоря уже об ударе по традиционным услугам такого рода. Государство же при этом думает, как бы не лишиться огромных сумм налогов.
С момента победы Трампа прошло совсем немного времени, но появилась новая проблема — искусственный интеллект. И речь не о восстании машин или сингулярности, когда компьютеры обретут разум, — машинное обучение выглядит гораздо скучнее: машине дают множество примеров, по которым она понимает, что нужно делать, и, если дать ей достаточно данных, она может может начать выполнять задачу лучше и быстрее человека.
Приготовьтесь к тому, что машины будут выполнять все больше различных задач гораздо лучше ненадежных и устаревших людей. Только в этом году роботы обогнали людей в сборе фруктов, укладке кирпичей и приготовлении гамбургеров. И нас это даже не удивляет — вот как далеко все зашло!
А скоро на очереди окажется уже менее рутинная деятельность, работа, которой нужно учиться много лет. Например, в диагностике по КТ-снимкам компьютеры, которые изучили миллионы правильных и тысячи ошибочных примеров, уже превосходят лучших врачей.
Трудно предсказать, чем обернется революция машинного обучения в контексте рабочих мест: станет ли их больше или меньше, станут они хуже или лучше? Пока кажется, что в краткосрочной перспективе их станет больше, а в долгосрочной — меньше. Банк Англии предсказывает, что в течение одного поколения из-за развития искусственного интеллекта и автоматизации может исчезнуть 15 млн рабочих мест в одной только Великобритании.
Что произойдет, когда значительная часть налогоплательщиков потеряет работу или перейдет на частичную занятость? Технооптимисты говорят о создании новых рабочих мест, освобождении людей от тяжелой и скучной работы, прогрессе и движении к свободе.
Ну да, основная идея в том, что все мы переучимся на более творческие и важные специальности, хотя совершенно не очевидно, что именно мы будем делать. Лучшее, на что мы сейчас способны — программировать, но очень может быть, что эта задача будет автоматизирована одной из первых.
Никто не хочет или не может ставить палки в колеса прогресса, поэтому в Parallel Polis активно обсуждают безусловный базовый доход, то есть, по существу, способ давать экономически бесполезным людям деньги, чтобы они жили, потребляли и тем самым крутили шестеренки капитализма.
Не исключено, что это сработает — по крайней мере, тема заслуживает серьезного обсуждения, — да и новые рабочие места, возможно, появятся.
Но возможен и антиутопический сценарий, в котором миллионы «бесполезных» людей оказываются просто вычеркнутыми из экономики, а узкий круг монополий и криптоанархических гениев оказываются баснословно богаты. Кто знает, как все повернется?
Сегодня технологии держатся в стороне от политических игр, но уже вскоре искусственный интеллект, крупные IT-компании и экономика совместного потребления — все это станет политикой, такой же, как сейчас иммиграция или здравоохранение.
А что же правые популисты, которые так любят говорить о культуре, границах и иммиграции и вешать всех собак на элиту? Когда секретаря казначейства США Стивена Мнучина спросили, что он думает о будущем искусственного интеллекта и автоматизации, он ответил, что «беспокоиться тут не о чем».
Несколько недель назад его начальник забрался в огромный тягач (на его куртке был значок «Я люблю грузовики»), при том, что в Кремниевой долине все согласны, что скоро искусственный интеллект начнет поедать эту отрасль. Может быть, Трампу под силу затормозить поток иммигрантов или уменьшить объемы аутсорсинга, но вряд ли он остановит распространение роботов или свяжет руки ученым.
Разумеется, правый популизм без борьбы не уйдет, поскольку отчасти он — следствие реакции на уже наступившие изменения. В краткосрочной перспективе он может даже усилиться: если стены не помогут от иммигрантов, зарплаты не вырастут, рабочих мест не прибавится, а налоги не снизятся, то, возможно, возникнет политический запрос на еще больший радикализм.
Но этот крах центризма создает пространство для противоположной части спектра: французского левого кандидата Жана-Люка Меланшона (и его бессмысленного предложения обложить людей с высокими заработками 100-процентным подоходным налогом), Берни Сандерса, греческой партии «Подемос», итальянского движения «Пять звезд» и американского «Захватите Уолл-стрит».
В какой-то момент — вероятно, раньше, чем кажется, — нынешние левые и правые предложения начнут казаться смешными и неработоспособными — не только в устах спикеров традиционных партий, но и популистов.
Теперь, когда большинство населения с детства проводит время в интернете, должны появиться новые движения, отвечающие проблемам новой промышленной революции. Это будут политики, предлагающие решения проблем, с которыми сталкивается общество, и достаточно смелые, чтобы управлять технологиями, а не идти у них на поводу, не отрицать их, а рассматривать как двигатель социальных изменений, думая не только о рабочих местах.
Возможно, появятся и практичные криптоанархисты, принимающие изменения и экспериментирующие с совершенно новыми формами управления и типами общественного устройства. В конце концов, они были правы в отношении цифровых технологий, тотальной слежки за гражданами и биткоина, причем большинство населения их игнорировало. Так что, полагаю, они окажутся правы и на этот раз — хорошо это или плохо.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
